Некоторое время назад все мы с ужасом прочитали о семье из Арада, в которой произошло самоубийство и попытка самоубийства после того, как социальные службы отобрали детей у них детей. Это безусловно наиболее крайняя и нетипичная реакция, но именно она заставляет задавать много вопросов, не только относительно конкретного случая, но и других, менее трагических. В данном материале я не буду касаться тех случаев, когда отделение детей от родителей оправданно - родители наркоманы, алкоголики, проститутки, дети подвергаются тому или иному виду насилия и.т.п. Эти ситуации исключительные, а что же происходит с остальными?
Проблема отбирания детей у родителей имеет не только юридический, но так же общественный и моральный аспект. И первый вопрос, который следует задать - может ли государство вмешиваться в частную жизнь гражданина или семьи, в тех случаях, когда речь не идет о нарушении закона, а вся вина заключается в том, что они выходят за рамки некоей искуственно созданной модели, определяющей, что такое хорошо.
Никто не будет спорить, что конечно хорошо, когда семья полная, где все любят друг друга, ее материальное положение позволяет максимально полно удоволетворить потребности ребенка. К сожалению, очень многие семьи отличаются от этой лубочной картинки. Количество разводов и соответственно неполных семей из года в год, к сожалению, растет. Кроме того, наше израильское общество мультикультурное и никто не будет спорить, что идеология плавильного котла потерпела полное поражение. Соответственно у нас есть несколько относительно крупных социальных меньшинств, отличающихся друг от друга во многом, включая понятие о том, какой может или должна быть семья, внутрисемейные отношения и воспитание детей.
Еще один фактор, влияющий на ситуацию, это наша история, наше прошлое.
Не нужно забывать, что в этой стране выросло три поколения людей, для которых было нормой расти в киббуцных детских домах или в школах-интернатах. У меня нет статистических данных, но я предполагаю, что в течении полувека процент израильских детей, воспитывавшихся вне семьи, был гораздо выше, чем в других странах. Это не может не влиять на принятие решений, или формирование профессионального мировоззрения и политики социальных служб. Можно смело утверждать, что немалый процент социальных работников, психологов или преподавателей на факультетах, где преподают правила социальной службы, либо сами воспитывались вне семьи, либо знают об этом от своих родителей и других близких родственников.
Еще один факт из нашей истории, о котором не очень любят вспоминать, это так называемое дело йеменских детей, когда в начале 50 годов детей под теми или иными предлогами отбирали у родителей и передавали на усыновление в ашкеназские семьи. Детей, приехавших из других восточных стран, просто отбирали у родителей в кибуцные интернаты с целью перевоспитания "должным" образом.
Если говорить о сегодняшнем дне и о нормах религиозного общества, то в нем принято, что многие подростки, начиная примерно с 13-14 лет учатся в школах-интернатах, причем эти дети из вполне благополучных семей и их содержание в данной школе стоит больше чем обучение в университете, да и вступительные экзамены сложнее.
Я привожу эти примеры потому, что, на мой взгляд, безусловно существует причинно-следственная связь между решениями социальных работников и тем, что пришлось пережить части из них или их близких, или то, что в их глазах считается нормативным и допустимым. Я ни в коем случае не хочу сказать, что речь идет об открытой мести за то, что было около 60 лет тому назад, но вполне возможно на подсознательном уровне у части из них срабатывает некое желание отомстить. В лучшем случае они просто уверены, что детям будет хорошо.
В нашем праве и в социальных службах давно укоренилось незыблемое понятие, нечто вроде священной коровы, под названием "благо ребенка". Никто не спорит, что ребенку должно быть хорошо. Проблема лишь, что понятие это достаточно субьективно и может интерпретироваться по-разному в зависимости от мировоззрения человека. Человеку, привыкшему к европейской модели семьи, будет трудно понять, что ребенок, растущий с еще несколькими братьями и сестрами в небольшой квартире и не имеющий собственного компьютера или велосипеда, может быть вполне доволен жизнью, любить и быть любимым и не чувствовать себя ущербным.
В наше время мы становимся свидетелями появления большого количества вариантов семьи: классический, неполные семьи, неполные семьи состоящие из нескольких поколений неполных семей ( дети, родители, дедушки-бабушки), а так же семьи состоящие из однополых родителей.
Если при этом семья является семьей репатриантов, то это создает дополнительные проблемы: незнание или недостаточное знание языка, взаимное непонимание ментальности, незнание законов и органов, в которые надо обращаться в случае возникновения проблемы, и может быть, одно из главных - сильное, культивировавшееся в течение многих поколений недоверие к государству. С одной стороны, от государства ожидают, что оно должно помочь, что-то дать, решить проблемы, с другой стороны - многие в любой момент ожидают от государства любого подвоха и предпочитают лишний раз к его помощи не прибегать, исходя из принципа "а кто его знает, во что это все выльется..." . Более того, у большинства репатриантов из СНГ отсутствует практика общинной поддержки, которая есть например, у репатриантов из Эфиопии, или в религиозных общинах.
При этом нужно все-таки учитывать, что государственную систему не интересует, в какой степени та или иная мать-одиночка владеет ивритом, понимает ли она, что психолог и психиатр это не одно и то же, и, к сожалению, иногда семьи сами вызывают огонь на себя. В подобных семьях часто случается, что единственный, кто может прочитать официальное письмо, это ребенок. Соответственно, какое уж тут после этого "благо ребенка"?!
Когда мы говорим, о вмешательстве социальных служб в личную жизнь семьи, нужно отдавать себе отчет, что это не секторальная проблема русскоязычной общины Израиля. Я категорический противник теории конспирации в данном вопросе. В тот момент, когда мы превращаем эту проблему в секторальную, мы нейтрализуем возможность её решения.
20 октября в Кнессете состоится открытое обсуждение организованное парламентским лобби в защиту семей, пострадавших от социальных служб. Это новое парламентское лобби создала депутат Кнессета Марина Солодкина, которая уже не первый год добивается справедливости и помогает десяткам семей ( и не только репатриантов) вернуть в семью детей. По словам д-ра Лидии Белоцкой, преподавателя юридического колледжа Шаарей Мишпат и председателя правозащитной комиссии израильской секции ВКРЕ, из 50 случаев, которыми занималась М.Солодкина, в 48 удавалось вернуть детей в семью. А всего за прошлый год около 2000 детей лишились своих родителей.
Почему эта тема так волнует Марину Солодкину? Не только потому, что она не может не волновать любого нормального и порядочного человека. В отличие от многих её коллег, М.Солодкина не является частью израильской политической элиты. Она не из принцев, чьи отцы и дедушки заложили основы той порочной системы, которую сейчас она вынуждена исправлять. И еще одно её отличие от большинства её коллег- моральная ответственность перед теми, кого она представляет, вне зависимости от того, как они проголосовали на выборах.
В данном симпозиуме будут принимать участие так же представители ВКРЕ, одним из проектов которого явдяется помощь подобным семьям. Помимо них примут участие представители социальных служб, психологи, адвокаты и другие лица, связанные с этой проблемой.
По словам председателя отделения ВКРЕ в Израиле, доктора Леона Гринберга, у данного проекта есть три задачи: разъяснительная работа среди потенциальных жертв социальных служб, которая будет включать подготовку и распространение информационных материалов, юридическая и психологическая помощь семьям, попавшим в жернова системы, а так же, лоббирование соответствующих изменений в законодательстве и политике социальных служб.
По словам д-ра Белоцкой в других западных странах, политика социальных служб тоже весьма жесткая, однако критерии вмешательства государства в жизнь семьи иные – сам по себе факт, что ребенок растет в неполной семье, не вызывает у социальных служб намерения изолировать его от семьи, если для этого нет серьезных причин.
Одним из активных участников проекта является адвокат Карми Эберт, имеющий большой опыт в административном праве. По его мнению, решение проблемы нужно начинать с изменения программ обучения социальных работников. Еще в университете они должны понять, что в сегодняшнем мультикультурном обществе нельзя всех мерить одним аршином. Он считает, что единственной возможностью решения данной проблемы является конструктивное сотрудничество с системой. Попытки бороться с системой, как Дон-Кихот с мельницами заранее обречены на провал. Как любая другая система, социальные службы просто замкнутся в себе. При этом у них есть и юридическая, и профессиональная база для их деятельности. Лишь тогда, когда система будет считать, что сотрудничество идет ей на пользу, можно добиться тех или иных изменений.
Давайте попробуем понять, как сложилась такая ситуация. С одной стороны, у социальных служб есть очень большие полномочия. Теоретически это оправданно. Судебная система ограничена в своей деятельности рамками закона. Но она не может и не должна проверять взаимоотношения в семье, психологическую обстановку и другие обстоятельства. Наши суды и так перегружены. Поэтому в идеале ожидается, что професиональный социальный работник может лучше разобраться в той или иной семейной ситуации и предоставить всю необходимую информацию для судебного решения.
С другой стороны, нужно помнить, что в отличие от требований к поступлению на юридический факультет, требования для поступления на факультет социальной работы несравненно ниже. При этом люди с гораздо более низкими данными по IQ получают полномочия почти сравнимые с полномочиями судей, которые до того, как стали судьями отработали много лет адвокатами. Если добавить к этому упоминавшееся выше наследие прошлого, и откровенное нежелание, воспитываемое всей израильской системой образования, задумываться о самой возможности существования нестандартных случаев, особенно когда речь идет о русскоязычной общине, ненависть к которой по всем опросам на втором месте после ненависти к арабам, то мы и получаем ту статистику, которая уже была приведена в данном материиале: в 48 случаях из 50 действия социальных работников оказались непрофессиональными и\или незаконными. Как говорится – тенденция, однако...
Почему социальные службы так себя ведут? Потому что так работает любая система. Любой системе проще работать по каким-то, раз и навсегда установленным правилам. Кроме того, если есть увеличение статистики, то это некий индикатор того, что система рабоает хорошо. А кроме того, есть повод просить дополнительные бюджеты и ставки. На практике же поведение системы можно сравнить с некоей медицинской проблемой. Предстваьте себе, что у вас заболела рука. Вы можете пить обезболивающие, делать массаж или физиотерапию, в случае воспаления принимать антибиотики и если уж будет совсем плохо, Вам предложат операцию. Лишь в самом крайнем случае будет идти речь об ампутации. А теперь предстваьте себе, что Вы пришли к врачу с жалобами на легкие боли в руке, он вам дает укол, а потом Вы просыпаетесь уже без руки. Конкретная проблема боли решена? Решена. Хорошо ли такое решение для Вас и сколько новых проблем оно создало - это уже другой вопрос.
У этой проблемы есть еще интересная экономическая подоплека - обычно детей, которых забирают из семей, передают в приемные семьи . Эти семьи получают на каждого приемного ребенка ежемесячно 4500 шекелей.
Я не уверен, что все читатели данного материала могут позволить себе потратить ежемесячно такую сумму на каждого из своих детей. Так не лучше ли было бы эти деньги давать той же самой неполной семье, при этом ребенок воспитывался бы с мамой, и все были бы довольны. В случае, если ребенок воспитывается в интернате, это тоже стоит денег. Я не могу судить обо всех двух тысячах случаях отбирания детей, которые были в прошлом году, поэтому для примера возьму лишь 50 уже упоминавшихся.
Ежемесячно на этих 50 детей должно было бы уходить 225 тысяч шекелей, а в год 2 700 000 шек. После вмешательства М. Солодкиной, осталось два случая, с 9000 шек в месяц или 108000 в год. Это значит, что помимо невосполнимого психологического и морального ущерба, причиненного и детям и их родителям, государство бы выбросило 2 592 000 шек. поэтому, когда говорят, что ни на что денег нет, это ложь. А если представить себе, что из 2000 половина неоправданны, то увеличьте все приведенные цифры в 20 раз. У самого волосы дыбом.
Еще одна проблема функционирования системы - её почти полная бесконтрольность. Формально конечно контроль есть, и есть комиссия, которая решает, но комиссия относится к тому же самому ведомству. Сидят в ней коллеги, у которых нет ни малейшего повода сомневаться в профессионализме и моральной честности других членов комиссии. Например, в израильской армии нашли решение подобным проблемам. В случае расследования аварии или другого инцидента, всем замешаным лицам гарантируется, что против них не будут применяться те или иные санкции, в случае, если они скажут правду. Идея тут в том. что важно предотвратить подобную вещь в будущем, а не просто дать по голове, иначе виновных никогда не найдешь - все будут валить друг на друга. Необходимо изменить ситуацию так, чтобы социальный работник знал, что его решение будет проверяться, а в случае непрофессиональных или противозаконных действий, его будет ожидать не только административное, но и уголовное наказание.
Чтобы не оставлять читателя с совсем уж мрачной картиной, отмечу, что по словам и д-ра Лидии Белоцкой и адвоката Карми Эльберта, удалось после немалых усилий начать диалог с социальными службами и с руководством министерств соцобеспечения и абсорбции. Как любая другая проблема, ситуация с отбиранием детей требует комплексного решения, и скорее всего, оно не будет найдено на ближайшем заседании круглого стола, но как говорят китайцы - дорога начинается с первого шага.
Ашер Рохбергер
Ссылка на сайте: https://www.strana.co.il/news/?ID=46632&cat=12 |