Тимур Шаов: «В своих песнях я немножко режиссер»

Известный бард Тимур Шаов начинал свою профессиональную деятельность в качестве врача. А первые песни сочинял в обеденные перерывы, ночные дежурства и в общественном транспорте по дороге на работу. Но хобби вскоре переросло в дело всей жизни, тем более что интерес к гитаре Тимур проявил, еще будучи подростком. К настоящему времени у него вышли восемь дисков и издание «Синяя тетрадь», куда вошли тексты, снабженные аккордами. К своему творчеству автор и исполнитель относится с юмором, с которым и пишет песни. Вернее, песенки, как он сам определяет свой музыкальный жанр. Говорят, первую из них он сочинил, лежа в гипсе после травмы ноги…

Купить билеты на концерт Тимура Шаова в Израиле

— Знаете ли вы о том, что Хулио Иглесиас начинал свою карьеру в качестве футболиста, но из-за травмы был вынужден бросить спорт. Лежа на больничной койке, он от скуки написал свою первую песню... Не находите в этом шутку судьбы?

— Подобные моменты можно называть как угодно: судьбой, божьим промыслом или счастливой случайностью, но они в корне ме няют жизнь человека. Мне кажется, если не перелом ноги, то со мной произошло бы что-то другое, что все равно привело бы к такому повороту событий.

— Вы с 13 лет начали заниматься игрой на гитаре. Что вас привлекло в этом, ведь вы, как сами говорите, не слышали тогда ни об Александре Галиче, ни о других известных бардах.

— Гитару родители купили для моего старшего брата — у того был друг, который учил его играть на ней. Правда, дальше первых шагов не пошло. Но вслед за братом потянулся к гитаре и я, тем более что несколько ребят из моего двора тоже немножко бренчали. Так что мой интерес к подруге семиструнной появился в первую очередь благодаря нашей беседке, в которой я и получил свое начальное музыкальное образование. Потом какое-то время занимался с преподавателем из музучилища (студенты старших курсов в качестве практики обучали мальчишек). Со мной тогда работал Михаил Зозуля. К сожалению, не знаю, где он сейчас, но часто вспоминаю его слова: «Ты способный парнишка. Не бросай играть ни в коем случае».

— Как же вышло, что вы решили стать врачом? Опять взяли пример со старшего брата?

— Совершенно верно, в этом я тоже последовал за ним. Вообще он во многом меня ведет по жизни.

— Но становлению личности помимо влияния окружения способствует и литература. Что подталкивало вас в детстве читать Гоголя, Чехова, других классиков?

— Думаю, что скука. У нас ведь не имелось того потока развлечений, который есть у современной молодежи: не было компьютеров, по телевизору не показывали такое количество фильмов, как сегодня. Раз в неделю мы смотрели кино, раз в месяц — передачу «Кабачок «13 стульев» и раз в год — КВН.

— Тем не менее наверняка сказалось влияние родителей?

— Естественно. Вообще всему, что у меня есть, я обязан им. Воспитание в первую очередь заключается в личном примере: ребенок смотрит, как живут его родители, как они поступают, говорят, общаются с другими и как к ним относятся. У меня были потрясающие мама с папой, чрезвычайно порядочные, умные и замечательные во всех отношениях люди.

— Откуда возникает несоответствие, когда одного ребенка никто не заставляет, но ему все интересно: он читает, занимается и выходит в люди. Над другим трясутся, обучают, отдают в колледжи, привлекают репетиторов, а он остается лодырем. Это зависит от генов?

— Скорее всего, проявляется смесь генотипа и психотипа. Нельзя исключить воздействие на человека внешней среды, но надо учитывать и то, что заложено с рождения: способность к искусству, наукам, познанию чего-либо… Что касается окружения, то оно, несомненно, также имеет большое значение: очень важно, кто твои друзья. Мои, например, оказали на меня не меньшее влияние, чем книги. В юности закладывается много основ, определяющих в том числе выбор будущей профессии. Все начинается с общих интересов к литературе, музыке или той же медицине.

— Являясь лауреатом премии «Шансон года — 2003», вы сами разделяете эти понятия — шансон и бардовское творчество?

— То, как я определяю данные направления для себя, не столь важно. Дело в том, что в умах людей укрепился четкий стереотип: шансон — блатная и полублатная музыка, а барды — те люди, которые сидят в штормовках у костра и поют под гитару, скажем, песни Юрия Визбора. Хотя на самом деле шансон — это, естественно, не только тюремное творчество. В этом музыкальном жанре работают замечательные люди. Некоторых из них я знаю лично, кого-то слушал еще со школы, например, Аркадия Северного, который стал уже фольклорным, былинным персонажем. Он сам не писал, но, когда слушаешь его исполнение, понимаешь, что он был, конечно, выдающейся личностью. И бардовские песни поют не только бородатые мужики у костра. Сейчас многое изменилось: появилась молодежь со своими поэтическими и музыкальными мыслями и идеями. В этом направлении все настолько перемешалось, что трудно провести какую-то четкую линию между жанрами.

— Вы считаете себя поздним автором. Может, действительно, для осмысления себя и выдержки материала должно пройти время?

— Разумеется. Все дело в жизненном опыте и возрасте. Чтобы в 16 лет создавать глубокие, интересные вещи, надо быть гением. Таких талантов мало, большинство авторов гораздо осмысленнее пишут, уже будучи взрослыми, сформировавшимися, набравшимися определенного жизненного опыта людьми. Я, конечно, не настолько серьезно отношусь к своему творчеству, чтобы говорить о нем в подобном ключе. Тем не менее понимаю, что с высоты прожитых лет многое видится по-другому.

— Свой жанр вы сравниваете с анекдотом — каждый раз, дескать, нужен новый. Но это не совсем так: к песне хочется возвращаться, а анекдот второй раз уже не смешон.

— Согласен, данное сопоставление не вполне корректно. Понравившуюся песню (неважно, шуточную или нет) можно слушать снова и снова, даже зная ее наизусть. Но, работая в сатирическом жанре, необходимо писать все время, не останавливаясь, на злобу дня. Для этого нужно быть в курсе актуальных событий, а жизнь вокруг постоянно меняется.

— Недавно вам предложили стать автором песни к фильму и исполнить ее в кадре. Однако в одном из интервью вы сказали, что вам более интересна режиссура. Почему?

— Я произнес это в шутку, хотя и не слукавил. Даже жалею, что не стал режиссером.

— А чем вам близка данная профессия?

— Режиссер той или иной постановкой выстраивает свой мир. Это почти то же самое, что работа над песней, когда ты ставишь своеобразный мини-спектакль, но с иным инструментарием и на другом уровне.

— Вы говорите: «Самоирония помогает, но комплекс неполноценности всегда при мне». Что это — сомнения, терзающие любого творческого человека?

— Думаю, все-таки не любого. Знаю людей, которые совершенно уверены в своей гениальности. Но что касается меня, то я часто недоволен результатами своего творчества, хочется сделать лучше, и до сих пор нахожусь в состоянии легкого удивления от того, что мои песни нравятся слушателям. Сейчас, конечно, я немножко успокоился. Но все равно, когда работа не идет, жалуюсь жене: «Я бездарен…»

— Почему вы утверждаете, что ваше творчество и поэзия — разные вещи?

— Может быть, формально одно и то же. Но песня — все же немного другой жанр. В ней важно все, вплоть до интонации. Так что для меня это не просто зарифмованные мысли.

— Вы даже определяете свое творчество как отдельный жанр, называя его песенками…

— Именовать свои произведения песнями — значит брать на себя большую ответственность. Вот, к примеру, «Мишель» группы «Битлз» или, скажем, «Журавли» — это действительно песни. Я же пишу в легком стиле, вот и говорю о своих творениях иронично.

— Помните, один человек, слушая вашу «Дорожную», воскликнул: «А когда прикол-то будет?» Вас не смущает, что появился некий пласт поклонников, воспринимающих вас однобоко?

— У меня свое отношение к тому, что я пишу. Какую сторону выделять — личное дело каждого слушателя. Одни считают меня юмористом — и слава богу, другие оценивают иначе — опять же это их мнение.

— По словам Юрия Шевчука, есть носители культуры, а есть — подносчики… Когда в организме вирусов больше, чем лейкоцитов, возникает критическая ситуация… Можно ли провести подобную параллель с сегодняшним духовным состоянием общества?

— Дело в том, как подают информацию наши СМИ. Если по телевизору с утра до вечера транслируют попсу, это не значит, что вокруг только она. Есть множество людей, делающих интересные, стоящие вещи, которые никто не видит. Говоря иносказательно о положении в современной отечественной культуре, лейкоцитов в ней на сегодняшний день, конечно, больше, чем болезнетворных бактерий. Просто показывают нам, к сожалению, одни только вирусы.

— Какой диагноз вы поставили бы сегодня нашим телевидению и культуре?

— Можно было бы ответить в шутливой форме, если бы ситуация не была такой плачевной. Тем более что я не знаю, кто определяет политику средств массовой информации. Но, проводя параллель с медициной, думаю, тут имеет место маниакальная фаза маниакально-депрессивного психоза — эйфория.

— Почему люди, на ваш взгляд, лицемерят, говоря: это, дескать, всего лишь песни, но тут же примеряют ситуацию на себя, как случилось с вашим творением на таможенную тему?

— Наверное, это особенность публичного слова, коим является озвученный рассказ, песня или что-либо другое. Так или иначе, человек не может относиться равнодушно к произведению, в котором затронута его тема.

— Вы говорили, что во время концерта у вас одна задача — поднять настроение людям. Единственная ли? А заставить задуматься, проснуться?

— Я же не пророк. И далек от мысли, что какой-то певец или поэт способен подвигнуть людей проснуться. Если мое творчество побудит человека о чем-то задуматься, я буду рад. Но на мои концерты и так приходят достаточно умные люди. Они смеются, и этого вполне хватает.

— Что такое бард — состояние души, желание рассказать о пережитом, о собственном взгляде на жизнь?

— Бард — человек, который пишет песни и сам их исполняет. Если же говорить о состоянии души, то все барды разные: один — философ, другой — лирик, третий — циник. Тут нельзя обобщать.

— Вы действительно лучшие свои песни создали на ночных дежурствах?

— Я трудился врачом и в свободные минуты писал на службе. Поэтому почти все произведения дорабатывал и заканчивал во время ночных смен, а также обеденных перерывов или по дороге на работу.

— Легко ли быть цензором своего творчества и чувствовать грань, которую нельзя переходить?

— Мне это нетрудно. А кто-то ее не видит вовсе.

— Где, на ваш взгляд, проходит черта между юмором и пошлостью?

— Это такие стилистические аспекты, которые не всегда можно объяснить словами. Здесь нужны интуиция и чувство меры. Во всяком случае, лучше не писать того, что нельзя дать послушать своим детям или жене. Если у человека хорошее чувство юмора, оно никогда не позволит ему скатиться до пошлости. Неоспоримо наличие такого качества у Игоря Губермана. Да, среди его произведений есть много вещей на грани фола. Но все сделано умно, обаятельно, красиво и в правильном контексте. Даже моя супруга, которая крайне отрицательно относится к ненормативной лексике, с огромным удовольствием побывала на его концерте. Так что граница между пошлостью и юмором зыбкая. Какая-нибудь попсовая песня может быть написана красивым и правильным языком, но являться невообразимо пошлой при всем внешнем лоске.

— Согласно вашему высказыванию нельзя задумываться над тем, понравится ли твое произведение слушателям и поймут ли они тебя, — иначе погибнет творчество. Вас не интересует мнение публики?

— Сказать так было бы кокетством. Но оглядываться на людей, которые относятся к моему творчеству так или иначе, тоже не в моих правилах. Это их точка зрения. Тем не менее мне важна реакция зала — обязательно должна быть обратная связь со зрителями.

— Кем сейчас себя ощущаете: доктором или автором-исполнителем?

— Как я могу сегодня чувствовать себя врачом, если уже десять лет не работаю в медицине? Пожалуй, скорее артистом… Хотя и человеком этой профессии меня вроде не назовешь. Вообще мне трудно себя классифицировать, и, если честно, не хочу озадачиваться данным вопросом. Но когда у детей в школе спрашивают, кто